Фима не знал. Невозмутимый, как пейзаж, Фима кушал рибку.
Тётя Песя открыла было рот, возразить мнением, но тут раздался сигнал.
Рабочие, в кепках на голые, блестевшие от пота, головы, уже вносили лаковую роскошь.
Роскошь называлась «Прелюдия», золотыми буквами.
По двору зашаркали штиблеты и послышались восторженные ахи…
Но уже через мгновение случилось страшное — подъезд тёти Песи оказался не настолько широк, чтобы принять в себя пианину.
Ой, что тут началось...
Рабочие пыхтели, потели, выражались нецензурно и тянули инструмент в разные стороны.
Тётя Соня давала ценные советы. Фима кушал рибку. Акация цвела. А тётя Песя, мать Йосечки, причитала:
— Внесите мне эту пианину, или я закончу мою жизнь!
Молитвы тети Песи услышаны не были…
«Прелюдия» уехала обратно, затаив в себе не только музыку, но и чудный аромат жареного минтая.⠀
А вечером, когда окна осветили двор, и соседи расселись за общим чаем, тётя Песя вытерла руки о живот и на выдохе сказала:
«Не жили хорошо, таки нечего и начинать».
И все согласились.
© авт. Марина Гарник
© худ. Ирина Бабиченко
Позитивных выходных — всем нам))))
